Вы читаете мой журнал!

Вот прицепился ребенок - по-фантазируй, сказку расскажи! Рассказал. С русским народным персонажем! Не пинать, дите уснуло!

В одном государстве жил Змей Горыныч и был он с одной головой, нрава жесткого и аппетиту неумеренного. Каждый месяц проходил он по улицам, собирая дань с простого люда — и мед и зерно и даже яблоками не брезговал. Кто пытался утаить лишнего, того Горыныч ел на глазах у соседей, мотивируя тех на щедрость и честность. Но был, как казалось жителям, полезный момент — Горыныч исправно патрулировал территорию, поедая любого иноземца.
Годы шли, Змей Горыныч отрастил брюхо, стал неповоротливым и ленивым. Люди уже сами несли ему дань, чуть откладывая излишки. Конечно, Горыныч знал об этом, но жрать граждан, когда сам сыт совсем не дело. Границу он еще охранял, хотя иной чужеземец пробирался, смущая простой люд небылицами о райской жизни за пределами их государства.
И вот, в один солнечный майский день лентяй и трубадур Иван заявил «Бить надо змея проклятого! Обирает он нас, не пускает в Землю райскую!» и достал меч. Жители, кто по-старше бросились отговаривать Ивана, дескать, жрет Горыныч хоть и много, да от нас и не убудет, сами жиром не заплывем. Еще и легенду припомнили, что если Змею голову отрубить, так в следующий раз две вырастет. Но молодые Ивана поддержали, дали коня и пошел Иван на битву.
Итак, подошел Иван к пещере Змея Горыныча, достал меч и, пока Змей отдыхал, одним махом голову и отрубил.
Все Царство-государство ликовало! Иван скакал на коне, держа голову драконью и всем показывал — кончилось иго Горыныча!
За такой радостью лето прошло — никто работать не хотел! Да и зачем — вон сколько богатства в пещере драконьей осталось.
Ели-пили, да гостей звали. Пришли люди из соседнего Царства, подивились, да и остались — земли полно, не убудет.
Но вот запасы кончились и оказалось, что все-таки некоторые работать продолжали и накопили в амбарах зерна и прочей снеди. А еще выяснилось, что пока все пили-ели, иноземцы всю землю уже к рукам прибрали. Ох и возмутились жители Царства-государства! И прогнать чужих сил не хватает — те все грамотами прикрылись, чуть что — их Горынычи налетят, да всех местных сожрут. Тогда пошли, да отняли все у тех, кто работал — очень уж есть хотелось. А потом и вовсе решили — надо нового Змея растить. Сунули остаток Горыныча (хвост) в землю и народился новый Змей — Огромный, страшный, да еще и с двумя головами. Головы как закричат - «Есть хочу!», так все и побежали последние припасы отдавать.
Жрет и жрет новый змей. «Это самое!» - говорят жители - «Разберись с супостатами!»
«Ладно!» - говорит одна голова
«А мне не мешают!» - говорит другая.
А потом все стало еще хуже — иноземцы сами стали новому Горынычу дань заносить. И одна голова кричит «Пора порядок навести!», а вторая «Работать лучше надо!». Так и пришлось жителям работать без продыху и все дракону относить. А тот уже и с соседними договорился, стал часть припасов им отдавать — ему, двухголовому, летать неудобно, границы держать трудно. Вылез было Иван опять Змея зарубить, но его поколотили и пахать заставили. Если две головы худо-бедно прокормить получается, то три уже не сдюжить!

В каждой семье есть такие вещи, которые считаются почти священными и бесценными, хотя вряд-ли их можно назвать антиквариатом. Например, в нашей семье это обеденный стол, под которым «пешком ходил» мой отец, я, а теперь и мой сын! У кого-то это чайник или самовар, у кого-то швейная машинка или тарелка из сервиза бабушки, который ей подарил сам председатель колхоза. Эти вещи считаются «лучше, чем новые», потому что «раньше лучше делали», хотя единственная их ценность, это память о близких нам людях или замечательных событиях.
В семье шестилетнего Семена таких вещей было предостаточно. Кухонный абажур от бабушки Лены, черное пианино «Волна», на котором училась мама и почти стала известной пианисткой, если бы не вышла замуж. По крайней мере, так говорила Семену бабушка Маша, когда отца не было дома. Еще были многочисленные склеенные чашки от прабабки, вилочка покойного прадеда Степана, очень уважаемого человека в своей деревне и бесчисленное множество мелочей, утеря которых воспринималась в семье, как утрата близкого родственника.
В один из осенних дней, когда небо особенно пасмурное и неприветливое, бабушка Лена достала из сундука своей прабабки лоскутное одеяло и торжественно вручила маме Семена. Мама расплакалась, прижимаясь щекой к выцветшей ткани, прошептала что-то вроде «Я же накрывалась им, когда была маленькой» и, держа одеяло, словно каравай, обернулась к сыну. Отныне, очередная семейная ценность перешла к Семену. Перед сном вся семья собралась у его кровати, проливая слезы умиления и периодически впадая в воспоминания, чаще всего начинавшиеся со слов «А вы помните...». Семен мужественно врал, восторженно прижимаясь лицом к пропахшему пылью одеялу и без конца поддакивал маме и бабушке, наперебой утверждавших, что мягче и нежнее этого одеяла нет и не будет. Наконец, плачущие женщины вышли из комнаты и Семен смог отбросить подарок и вдоволь почесаться.
Утром, к нему пришла бабушка с инструктажем и историей. По правилам обращения с реликвией, после сна следовало незамедлительно свернуть одеяло особым образом, завернуть в специальную простыню и перевязать бечевкой. Своим появлением одеяло было обязано прабабушке бабушки, которая лично сшила лоскуты и набила гусиным пухом. Раз в 50 лет пух заменялся и Семен прикинул, что судя по ужасному зуду, срок эксплуатации подходил к концу. Бабушка еще раз заставила его повторить последовательность действий с одеялом и вышла из комнаты.
Видимо, Семен перестарался. Расстилая семейную реликвию, он не заметил, как край одеяла зацепился за угол кровати. Резко взмахнув руками, чтобы еще раз расправить начинку из истлевшего пуха он услышал треск ткани. Уже через минуту комната была полна женских слез, криков матери и разбросанных по полу ошметков гусиного пуха. Целый день Семен провел, стоя в углу, а мать штопала лоскуты, расползающиеся в руках.
С тех пор Семен чувствовал себя все хуже и хуже. Боясь повредить столь ценное старье, он практически не спал, чтобы случайно не зацепиться во сне за что-нибудь. Кроме того, тело ужасно зудело и через некоторое время вокруг глаз проявились черные круги, щеки впали, а веко стало подрагивать. Наконец, организм не выдержал и у Семена поднялась температура.
«Нервы» - пожал плечами врач, осматривая осунувшегося мальчика. Когда Семена увозили на «скорой», бабушка попыталась всучить одеяло «для здоровья», но внук покрыл ее таким матом, что врач спешно захлопнул двери перед носом бабушки и машина с визгом вылетела из двора.
Пол ночи мать с бабушкой сидели на кухне и лили слезы. Наконец, решили лечь спать. Повинуясь порыву, мама зашла в детскую и легла на кровать сына, прижимая лоскутное одеяло к щеке. Через час, отчаянно расчесывая все тело, она запихивала реликвию в мусорный пакет, отгоняя причитающую бабушку теми же словами, что недавно произносил Семен. За одеялом последовали многократно склеенные чашки и пыльный абажур «бабы Лены». Участи избежало только пианино, в прочем, уже обещанное соседке.
В больнице Семен выспался, набрался сил и только мысль о возвращении к лоскутному одеялу заставляла все-таки подрагивать веко. Всю дорогу домой мама плакала и шептала ему «прости», обнимая его и целуя в макушку.
Зайдя к себе в комнату, Семен обнаружил на кровати упаковку с новым зимним одеялом. Оно было восхитительно мягкое и легкое, с чудесным наполнителем, название которого невозможно было произнести с первого раза. «А как же память?» - проворчала бабушка, глядя на сияющего внука и прижимая к себе одинокий лоскуточек реликвии, что вымолила у матери.
«Бабуля!» - произнес Семен и бабушка сжалась - «Поверь, я тебя никогда не забуду!».

Ок, ребенку надо разнообразие историй. Он так мне и сказал - "Папа, расскажи что-нибудь про трамваи, как их чинят!" Мальчик, что тут скажешь. И ведь не проведешь историями про космические битвы, джедаев и пр. Он сразу говорит "Это ты кино рассказываешь, а надо сказку!" Но и сказки про всякую ерунду, типа волшебного бульдозера тоже уже не котируются. "Как по правде, но сказку!"
Ладно, сынок, расскажу я тебе сказку - про трамваи, как по правде и даже по-взрослому!
Итак, у Давида Абрамовича был очень тяжелый нрав...
( Read more... )

Очередная сказка для сына и других мальчишек)


В большом аэропорте всегда работает множество машин. К исполинским лайнерам стремятся многочисленные заправщики, тягачи с багажными тележками и прочие машины служб аэропорта. Там, где нет специальных пассажирских терминалов, к самолетам едут автобусы и автомобили с трапами. Так и в нашем аэропорте сутки напролет сновали между самолетов автомобили с оранжевыми проблесковыми маячками. Среди столь важных и больших тягачей и заправщиков крутился маленький автомобильчик с белыми щеточками и кузовом-пылесосом. Вообще-то, он должен был мести пешеходные дорожки на территории аэровокзала, но туда закупили новую технику, а наш малыш старательно чистил ангары и рулежные дорожки. По сравнению с громадными уборщиками, что за пару заходов расчищают всю взлетно-посадочную полосу, работа маленького автомобильчика с паутинкой трещин в углу ветрового стекла была почти незаметна и лайнеры, особенно грузовые нетерпеливо ворчали, когда он сновал вокруг их шасси со своими белыми вращающимися щеточками.
По вечерам, лайнеры рассказывали друг другу, в каких странах они сегодня побывали. Под их истории о грозовых фронтах, обледенении и страшном боковом ветре малыш быстро засыпал в самом дальнем углу ангара. Ему снились облака, медленно плывущие под его колесами. Своими вращающимися щеточками он касался их верхушек и во все стороны летели белоснежные хлопья.
Утром он выкатывался из ангара и приветственно бибикал восходящему солнышку, затем включал проблесковый маячок и мчался выметать пыль под самолетами.
Однажды, в серый пасмурный день огромный боинг выруливал на свою стоянку и вдруг заметил, что там остались грязные следы заправщика. «А где этот, с треснувшим стеклом?» - недовольно заметил он. «Да его с самого утра не видно» - удивленно ответили стоявшие по близости самолеты.
«Непорядок!» - заворчал боинг и поехал к ангару. В самом дальнем углу было пусто и только капельки машинного масла выдавали след маленького уборщика. Боинг покатился по следу и оказался у распахнутых ворот ремонтной мастерской. На подъемнике, грустно свесив белые щеточки висел маленький уборщик. «Что случилось?» - спросил лайнер у механика. «Все, откатался. Таких запасных частей у нас нет.» - ответил механик, почесывая гаечным ключом затылок. - «Только в самой далекой стране есть такая деталь, но туда никто не летает, слишком много горючего нужно». «Может, я долечу?» - спросил Боинг - «Ведь я могу пересечь целый океан!». «Я знаю» - ответил механик - «Но лететь придется через два океана, горную гряду и огромную пустыню. Даже в тебя не влить столько топлива, да и тяжелый ты. В той стране нет таких аэродромов, чтобы ты мог приземлиться».
«Мы что-нибудь придумаем!» - заявил Боинг и покатил к ангару.
Целую ночь самолеты решали, как быть. Через диспетчерские службы они связались с другими аэропортами и самолетами, договорились о заправках и стали выбирать, кому лететь. Загрустили большие лайнеры. И вдруг, чихнув мотором, в центр ангара выкатился маленький одномоторный винтовой самолетик. «Я долечу!» - сказал он. «Ты?» - удивленно спросил Боинг - «Как же такой малыш перелетит через горы?».
«Я хоть и маленький, зато легкий и горючего мне надо не так много!» - храбро ответил самолетик, хотя ему было очень страшно.
«Ну что же, утром просим разрешения на взлет и счастливого пути!» - ответил Боинг


Страшные порывы ветра безжалостно мотали самолетик из стороны в сторону, норовя сбросить его на холодные камни гор. Он, словно корабль в бушующем море, взбирался ввысь и срывался, из последних сил уворачиваясь от заснеженных вершин. На маленьких аэродромах к нему, обессиленному, мчались заправщики и техники. После короткого отдыха он взмывал в небо и вновь боролся с стихией. Несколько раз над океаном он терял направление, кружа над волнами и теряя драгоценное топливо. К счастью, даже на маленьких островах все уже знали о его полете и диспетчеры помогали найти верный курс. Наконец, самолетик приземлился в самой далекой стране. Его срочно отогнали в ремонтный ангар, где проверили все механизмы, заменили изношенные части и даже нарисовали на его борту почетную медаль!
Через пару дней, отдохнувший и отремонтированный самолетик выкатился на взлетную полосу. В его салоне лежали запасные части для малыша-уборщика и множество сувениров.
«Прошу разрешения на взлет!» - воскликнул самолет.
«Взлет разрешаю!» - ответил диспетчер по радио.
Разбежавшись по полосе, самолетик взмыл в небо.
Обратный полет был, конечно трудным. И вновь ветер кидал самолетик из стороны в сторону, грозовые тучи много раз преграждали ему путь. Но все это казалось ему уже не таким страшным, ведь когда помогаешь друзьям, даже стихия отступает!
Не успев даже отчитаться об успешной посадке, маленький одномоторный самолет покатился к мастерской.
Через час, тихо шурша белыми щетками в ангар к самолетам вкатился маленький уборщик. Он подъехал к одномоторному самолету и благодарно моргнул фарами. Потом выехал и стал наводить порядок на стоянке.
Самолеты взлетают и приземляются и днем и ночью. Пассажиров встречают в залах прилета, к лайнерам спешат заправщики и тягачи с багажными вагонами. Но когда на посадку идет одномоторный самолет с нарисованной на боку медалью, в самом начале взлетно-посадочной полосы стоит, мигая оранжевым проблесковым маячком маленький уборщик с белыми щеточками. Как только шасси касаются полосы, уборщик бибикает и мчится за ним.

Наступает зима. Перед вылетом самолета полосу чистит машинка с паутинкой трещин на лобовом стекле. Щетки метут сугробы, разбрасывая во все стороны белоснежные хлопья.

Ребенок выпросил сказку на ночь. "Ротом расскажи, не книжку" - определил он жанр и пришлось выдумывать на ходу!

Жил-был маленький гномик. Он был настолько маленький, что потолок пещеры, в которой он жил, казался небом. Каждый вечер, маленький гномик возвращался домой, закончив все дела и зажигал старую керосиновую лампу. Он поднимал ее и легонько тряс, прислушиваясь к плеску керосина. Затем поджигал фитиль и вешал лампу на крюк под потолком. Переодевшись в пижаму и беленький колпачок, он доставал книжку со сказками, наливал горячего чая в железную кружку и, осторожно отхлебывая, начинал читать.
Когда глаза начинали слипаться, маленький гномик гасил керосинку и ковылял к кроватке, спотыкаясь об стулья и свои ботинки. Утро врывалось в окошко сиянием всех цветов радуги. Сквозь трещину в небе проникал ослепительный луч света и на небе оживали радужным сиянием многочисленные кристаллы. Гномик умывался, одевался, брал кирку, лопату, страховку и шел к той стене пещеры, над которой сверкала трещина. Каждый день он выдалбливал в скальной породе несколько ступеней, все выше забираясь к "небу" и заканчивая работу только тогда, когда гас последний кристалл. Тогда приходилось зажигать факел и, практически на ощупь идти домой.
Каждую ночь ему снился один и тот же сон. Во сне он был высоким-превысоким, а над головой было удивительное сказочное небо. Оно было голубого цвета и по нему плыли огромные хлопья ваты. Света было так много, что даже не верилось, что все это от одного круглого желтого кристалла, на который даже во сне больно было смотреть. Под ногами росла зеленая мягкая трава, а не колючие сталагмиты. Утром гномик просыпался, пораженный яркостью и правдивостью удивительного сна.
Наконец, пришел тот день, когда он сказал себе - "Завтра я дойду до трещины в небе". Спал очень плохо, постоянно ворочался и совсем не видел снов. Наутро, едва проснувшись, он наскоро позавтракал, схватил снаряжение и помчался к стене.
Несмотря на спешку, он аккуратно выдолбил последние ступеньки, приладил веревочные перильца и лишь после этого решился обернуться к трещине. Прикрывая ладошкой глаза, гномик маленькими шажками подходил к краю трещины. Наконец, глаза привыкли и перед ним распахнулся мир. Бесконечное голубое небо простиралось над головой, уходя так далеко, что казалось, будто у этого мира совсем нет стен. По небу плыли белые комья, точно такие, как во сне. Огромные зеленые сталагмиты раскачивались от чудовищно сильного, но теплого сквозняка. Гномик стоял, пораженный величием этого мира, не в силах даже подобрать слова. Сон сбывался. Он простоял несколько часов, наблюдая, как огромный желтый кристалл спускается все ниже, становясь розовым и окрашивая все небо в такой же цвет. Неожиданно, на темнеющем небосклоне появился тусклый белый кристалл. Потом еще один и еще. Все небо было покрыто маленькими тусклыми точками и одной большой круглой.
Маленький гномик спускался по ступенькам, обдумывая увиденное. Мир поражал размерами, но было много непонятного. Как, например, жить без стен? И почему небо, хоть и большое, но такое однообразное? День в пещере был прекрасен постоянными переливами красок, глубоким эхом и постоянством. Там же, наверху все менялось каждую секунду. Небесные кристаллы в верхнем мире были жалким подобием пещерных, ночь слишком светла, день невыносимо ярок. Гномику показалась ужасной мысль о ночи, когда за окном все видно. Как же верить в сказки, если нет тайны за окном?!
Он долго лежал в кроватке, обдумывая свое приключение. Наконец, усталость взяла свое и он уснул.
Ему снилась пещера. В далеком и глубоком проходе, где слышен голос подземной реки, прямо посреди зала разместилась деревня из маленьких домиков. По улицам сновали гномы, таская тачки с кристаллами и рудой. В одном из домиков, на окошке сидела девочка-гномик с длинными золотыми волосами и читала сказку о гноме, что добрался до верхнего мира. "Он был бесстрашен и смел, прошел множество переходов и залов и наконец, встретился с прекрасной девушкой из деревни гномов-рудокопов. И жили они долго и счастливо!" - на этих словах она мечтательно вздохнула и посмотрела на сверкающее небо. Маленький гном улыбнулся во сне и повернулся на другой бок. Приключения продолжались!

 Ребенок упросил рассказать сказку про краны. Покопавшись в русских народных и полистав Шарля Перо (да и заглянув в сказки Гофмана) и не найдя спасения, мне пришлось выдумать собственную. Так что, вот скромная проба в сказкопридумывании!
Итак, давным давно, в одной далекой предалекой галактике...!
( Впасть в детство! )